Взращение грехов - Страница 56

— А капитаном тогда был Степан Проталин? — очень тихо спросил Дронго.

Даже Юрий, сидевший между ними, вздрогнул.

— Да, — кивнул Умар, — он тогда большие деньги получил. Сто сорок тысяч долларов. И сдал нам весь отряд. Но он хитрый был, умный. Взял с собой этого раненого офицера, не дал его добить. И сразу стал героем, все газеты про него писали, все журналы. Даже фильм про него сняли. А потом он быстро карьеру делать начал. А меня в девяносто седьмом схватили. Всю нашу группу перебили, и меня отправили в колонию. Но я помнил, кому мы деньги давали. Все эти годы хорошо помнил. Меня ведь сдал этот Проталин, когда мы во второй раз на него вышли. Он решил, что опасно будет второй раз деньги брать и другой отряд подставлять. Я же говорю, что он умный был. Ну а я злой был. Все эти годы про него помнил. И, когда вышел, решил не к нему ехать, а к его другу, которого он вытащил с поля боя. И когда подполковник узнал, что я в Рязань приехал, он сам захотел со мной встретиться. Как ты сейчас, пришел ко мне.

Вот тогда я ему все и рассказал. Все, как случилось тогда. Как его друг взял деньги, как маршрут нам выдал, как с водителем в лес уходил. И как в последний момент вернулся, чтобы его вытащить и героем стать. Остальные сгорели просто. Ты бы видел, какое лицо было у этого подполковника. Я думал, что он сразу задохнется. Но он молодец, сдержался. Только зубы у него скрипели. А я доволен был очень. Пусть знает Проталин, что нельзя быть все время предателем. Предавая своих и чужих. Хотя какая совесть у предателей? Нету у них совести и никогда не было.

— А потом ты приехал сюда?

— Конечно. Я должен был убедиться, что Проталина наказали. И когда мне сообщили, что его застрелили, я успокоился. Теперь я точно знал, кто это сделал. Потом про грузина какого-то говорить стали. Будто директор он или его заместитель. Только я знал точно, кто пристрелил Проталина, как собаку. Его друг и пристрелил. Тот самый, которого он из огня вытащил. Видимо, не мог простить ему друг такого предательства. Тридцать девять человек там остались. А Проталин все годы в героях ходил. Не мог ему этого простить Кичинский. И не простил.

Юрий, сидевший на стуле, незаметно встал и куда-то исчез. Очевидно, он собирался звонить своему боссу, чтобы сообщить ему такую ошеломляющую весть.

— На войне люди в зверей превращаются, — продолжал Умар, — но все равно есть львы, а есть шакалы. Вот твой Проталин и был шакалом, а мы все равно львами умирали.

— Лучше бы людьми оставались, — недовольно заметил Дронго.

— Ты меня не учи, — разозлился Умар, — я сам знаю, кем мне лучше быть.

— Нет, теперь ты меня послушай. Зачем нужно было столько крови проливать? Чего добились? Положили столько своих людей, разорили свою республику. Нужно было научиться договариваться, а вы сразу решили войну объявлять. Ну скажи мне хотя бы сейчас, чего добились? Во имя чего погибло столько людей?

— Мы за свободу дрались, — возмущенно сказал Умар.

— С помощью арабов. А потом друг друга убивать стали. Кто Ахмада Кадырова убил, разве не вы? А он хаджи был, паломничество в Мекку совершал, не говоря уже о том, что вашим религиозным лидером тоже был.

— Он нас русским продал.

— Неправда. Сам знаешь, что неправда, а все равно говоришь. Никому он вас не продал. Он просто хотел, чтобы народ его нормально жил. Ну нельзя в двадцать первом веке проблемы с автоматом решать. Нельзя. А ты девять с лишним лет свою злобу держал, чтобы потом ее выплеснуть.

— Правильно сделал. Предателю — собачья смерть. Он и вас, и нас предавал.

— «Нас» — я понял, а «вас» — ты меня, очевидно, считаешь за российского спецназовца? И поэтому все время огрызаешься? Только в одном ты прав. Предатель всегда вызывает отвращение. У всех, даже у тех, кому он служит. И если предал один раз, то может предать и второй. Я еще удивляюсь тебе, как ты мог поверить такому человеку, кому сам деньги передавал. И кто тебе своих товарищей сдавал.

— Ничего. Он теперь в аду с чертями разговаривает.

— Как его убили?

— Этого я не знаю. Знаю, что убили. Больше мне ничего знать не нужно. Мне и так хорошо. Я теперь могу умереть спокойно.

— Значит, ты специально поехал в Рязань и распустил слух о своем приезде. Чтобы подполковник Кичинский вышел на тебя и ты бы ему все рассказал.

— Я так и сделал. И сто раз бы так сделал, если бы снова пришлось.

— Ясно. У меня больше вопросов к тебе нет. Что теперь собираешься делать? На родину вернуться не сможешь. Там сейчас крепкая власть. Сын Ахмада Кадырова президент и ваш кровник. Он ведь никому не простит убийство своего отца.

— Я не его кровник, — быстро ответил Умар, — на мне крови хаджи Ахмада нет.

— Вернешься?

— Посмотрим.

— Много людей ты убил? Только честно.

— Я воевал, — поднял голову Умар, — а война человеческие грехи растит. Каждый день новый грех. Ничего не поделаешь, нужно понимать, что другого выхода нет.

— Взращение грехов, — вздохнул Дронго, — я думаю, мы с тобой наш разговор закончили. Спасибо, что захотел вообще со мной разговаривать.

— Я бы не стал. Меня попросили, — признался Умар. — Зачем я должен был тебе помогать? Просто мне сказали, что этого грузина жалко. Он ни в чем не виноват, а его посадят на всю жизнь. Вот я и подумал: может, с тобой встречусь и тебе расскажу, чтобы ты этого мебельщика вытащил. Жалко его. Говорят, дочь у него осталась одна. Без отца и без матери. Пусть вернется к своей дочери. Если сможешь ему помочь, значит, я не напрасно с тобой встречался.

— Эх вы, — покачал головой Дронго, — «дети гор». С одной стороны, такая дикая жестокость, а с другой — такая сентиментальность. Даже не знаю, что тебе сказать. Прощай.